[Yuyko]

04.10.2011 в 23:27

Пишет  Your Song:

Исполнения со всяческих фестов.
По Ван Пису.

С Хот-Феста: Луффи|Нами. Love is... Поделиться с ним последней шоколадной конфетой.

На всем белом свете Нами больше всего любит...

На всем белом свете Нами больше всего любит две вещи: деньги и мандарины. Это аксиома, которую знают все на корабле, без которой Нами не была бы Нами.
Но иногда навигатор пиратов Соломенной шляпы позволяет себе сделать из этого нерушимого закона ма-а-аленькое исключение - например, вбухать кучу денег в спасение едва знакомой русалки. Или в одиночку умять целую коробку шоколадных конфет.
Нами вообще-то не любительница шоколада: конфеты вредны для ее ослепительной улыбки и безупречного цвета лица, прибавляют килограммов там, где эти килограммы совсем не нужны, пачкают бумагу для черчения и в довершение ко всему стоят денег (в отличие от совершенно бесплатных мандаринов). Но иногда Нами просто не может удержаться.
Она проводит на карте последнюю линию, откидывается на стуле и любуется завершенной работой - выполненной, как всегда, безупречно; с наслаждением потягивается и достает коробку, в которой осталась одна-единственная конфета, прибереженная напоследок, чтобы отпраздновать еще один шаг к мечте. Нами уже предвкушает на языке горький вкус шоколада и обжигающе-сладкий - ликера...
В дверь стучатся. Головой. И тут же в каюту кубарем вкатывается ее капитан, с которым ничего не идет как задумано.
- На-а-ами-и-и, - ноет он. За два года он ощутимо повзрослел (хотя заметно это только людям, которые по-настоящему его знают), но в главном ничуть не изменился. - На-а-ами-и-и, Шляпа-а-а!
Нами вздыхает и убирает со лба прядь непослушных волос.
- Ну что там опять стряслось? - интересуется она скорее риторически.
Выслушав полную драматизма историю об очередном постигшем Шляпу бедствии, Нами отвешивает Луффи профилактический подзатыльник и протягивает руку. Просиявший Луффи вручает ей Шляпу осторожно, словно ребенка, и тут же сует нос в сиротливо стоящую на столе позабытую коробку.
- Ух ты, конфета, - констатирует он, глядя на навигатора просящими глазами.
- Даже не надейся! - Нами возмущенно складывает руки на груди.
Нами не любит делиться - слишком она боится потерять то, что имеет. Пережившие голод устраивают в укромных уголках склады из сухих корок; восемь лет жившая в постоянном страхе Нами так и не избавилась от привычки защищать своё зубами и когтями, хоть жизни односельчан от нее больше и не зависят. Должно произойти что-то поистине из ряда вон выходящее, чтобы Нами поступилась привычкой.
Луффи замечает законченную карту и задумчиво тянет:
- Это же того прикольного острова с агромадными говорящими сороконожками? Крута-а-а!
Нами содрогается от одного воспоминания и сует ему в рот конфету.
- На, только ради бога, уйди уже!
Луффи быстрым движением языка облизывает ее запачканные шоколадом и чернилами пальцы и убредает из каюты, шумно жуя и довольно жмурясь. Нами остается растерянно стоять посреди комнаты, сжимая Шляпу и чувствуя, как холодит кожу там, где ее коснулся язык Луффи.
Нами очень не любит делиться и делает это только в действительно особенных случаях. Просто все дело в том, что...
На всем белом свете Нами больше всего любит три вещи: деньги, мандарины и своего непутевого капитана.

С арт-феста: Луффи/Нами. "Не волнуйся, Нами. Теперь всё хорошо." По

рисунку.

рисунку:

Наверное, с Нами действительно что-то не так.

Весь день Нами как ни в чем не бывало командует на корабле и орет на друзей-балбесов (в число которых входят все, кроме Робин и самой Нами). Но когда солнце касается багряным краем воды, а Санджи и Зоро убирают на ночь паруса, Нами садится на ведущих на лужайку ступеньках и обхватывает колени руками.
Она старается всхлипывать потише, но Луффи все равно слышит. Вечно он появляется в самый неподходящий момент... или наоборот - в подходящий?
- Ты чего, Нами? - тянет он, встав перед ней и склонив голову набок.
- Ничего! Уйди с глаз моих! - рявкает Нами, не глядя на него. Получается гнусаво и совсем не грозно, а скорее жалобно.
- Гм-м, - Луффи упирает руки в боки и окидывает ее оценивающим взглядом. - Может, тебе поесть надо? Пойду скажу Санджи, что ты тут плачешь...
- А ну стоять! - Нами молниеносно хватает его за лодыжку. Только фонтанирующего заботой Санджи ей сейчас не хватало.
- Я... испугалась, - наконец признает она неохотно. - За Ист Блю. За Кокояши. За Ноджико и Ген-сана. За вас всех. За себя - я все гадала в том лесу, от чего умру раньше: от холода или от яда, - дыхание Нами перехватывает, и ей приходится ненадолго остановиться. - И за тебя тоже, - Нами яростно утирает глаза, - когда все начало рушиться, я... я уж подумала, ты не вернешься. Луффи, я так... так испугалась!
Нами больше не может сдерживаться - она бросается Луффи на шею. Позже она, конечно, будет стыдиться своей слабости, но сейчас, оправдывается перед собой Нами, ей жизненно необходимо всей кожей убедиться - ее глупый капитан снова каким-то чудом выбрался из передряги. Ее бестолковый, чудной, невозможный капитан рядом, живой и здоровый, и что бы они делали, если бы потеряли его, как пусто и темно стало бы без него на корабле "Тысяча солнц", и не было бы у них больше дома, потому что их дом - там, где Луффи.
Неужели он стал им настолько важен, потрясенно думает Нами, что она теперь и жизни без него представить не может?
А может, она такая одна, а остальные ни о чем подобном и не думают? Хотя с чего бы...
Ее размышления прерывает рука Луффи, уверенно похлопывающая ее по спине.
- Глупая Нами, - она не видит его улыбку, только чувствует - плечу становится тепло. - Я не умру, покуда не стану Королем Пиратов, не знаешь разве? И я обязательно вас всех защищу - и Брука, и Фрэнки, и Робин, и Чоппера, и Санджи, и Усоппа, и Зоро, и тебя. Так что нечего было волноваться.
- Да кто за тебя волнуется, дубина стоеросовая, - всхлипывает Нами в потрепанную красную жилетку, сама себе противореча.
Спустя пару минут она отстраняется и легонько толкает Луффи в грудь:
- Иди уже, иди... у Санджи поесть попроси. Скажи, Нами велела накормить.
- Ура! - и Луффи уносится, ликующе вскинув руки, и его ладонь едва ощутимо скользит по локтю Нами, и его прикосновение обжигает даже сквозь рукав, и, наверное, с Нами действительно что-то не так.
Нами вновь садится на ступеньки, рассеянно поглаживая браслет - подарок Ноджико. Как-то они там?.. А впрочем, Нами и так знает - все у них хорошо, у ее мудрой старшей сестрички и отважного почти-отца.
И у них с Луффи тоже все будет хорошо. Заживо похороненный под обломками Арлонг-парка, едва не замерзший насмерть в горах Драм, он выкарабкался и вернулся к ней, и всегда будет возвращаться, и всегда она будет его ждать и сражаться за него.
А с чего вдруг у нее так бешено бьется сердце, Нами разберется по дороге.

С однострочников: Акаину. Секс по ден-ден муши. H!
Нехилый такой однострочник получился Вообще-то я писала для себя, а потом ВНЕЗАПНО заметила на фесте подходящую заявку. Отсюда и частичное несоответствие условиям, а также май гилти плежа пейринг Кузан/Сакадзуки

Жили у Сенгоку
два веселых хлопца:
один Синий, другой Красный,
оба идиоты~

- Привееееееееет, - раздалось из трубки ден-ден-муши игривое.
- Кузан?! Ты же должен быть на гауптвахте!
- Нет, ну я так не играю. Ты должен был сказать: "Хеллоу, казарма слушает!"
- Кузан. Где. Ты. Сейчас.
- Да на гауптвахте я, на гауптвахте, где же мне еще быть.
- А ден-ден-муши у тебя откуда?
- С собой пронес, чтобы не скучно было. Ты же знаешь, я и дня не могу прожить, не услышав твой голос, - ехидно сообщили из трубки.
- Пронес с собой? Тебя разве не обыскивали?
- Нудный ты, Сакадзуки. Прояви, что ли, фантазию и подумай, где можно спрятать ден-ден-муши так, чтобы его не нашли.
- И думать не хочу! Знать тебя не знаю, ведать не ведаю.
- Какие мы чопорные, - хохотнули в трубке. - Сакадзуки, мне прямо интересно, что тебе в голову пришло. В волосах я его спрятал, в волосах.
- Кузан... не хочу сказать ничего плохого о твоей прическе, но все же до Сенгоку-сана тебе далековато, ты уж извини. Так что хватит заливать.
- Далековато не далековато, но на афро хватило, - донесся из трубки смешок. - Погоди, вот свалю отсюда и сражу тебя своей красотой наповал.
- Кузан, ты что, окончательно тронулся? - Сакадзуки никак не мог решить, плакать ему или смеяться. - Мне даже думать об этом страшно. Если явишься ко мне в таком виде, я выброшу тебя из окна, имей в виду.
- Что бы ты понимал! Афро - это круто! - негодующе возопили в трубке.
- Ага, и совершенно безвкусно, - хмыкнул Сакадзуки.
- Смотри, доиграешься ведь - выкраду тебя, свяжу и насильно набью татуировку с цветочками. И разглагольствуй тогда о хорошем вкусе сколько влезет, - мстительно сообщил Кузан.
- Всё лучше, чем афро. Учти, я серьезно: увижу тебя с маримо на голове - остригу налысо!
- Ну-ну, рискни здоро... а, черт, кто-то идет. Ты нифига не понимаешь в реально крутых прическах, - сообщил Кузан напоследок, и в трубке щелкнуло: связь прервалась.

- Сакадзуки-и-и, - блаженно протянул Кузан. - А ты видишь во сне большеглазых розовых пони?
- Только не говори, что опять заснул на посту. Ну сколько можно, в самом деле, - проворчал Сакадзуки.
- Такие они - сладкие сны~
А кто не согласен - получит по щам~
По морям четырем и Гранд Лайну всему~
Я плавал, чего-то ища~ Знать бы еще чего~ - нараспев продекламировал Кузан.
- Кузан. Ты опять обкурился? - бесцветным тоном поинтересовался Сакадзуки.
- Это поэзия! До чего же ты прагматичен, дружище. Нет в тебе полета, - донеслось из трубки печальное.
- Зато в тебе есть ганджубас! Еще раз услышу тебя в таком состоянии - убью. И Гарпу скажу.
- О нет, только не это! - драматично воскликнули в трубке. - Никто меня не любит, никто меня не ценит. Вот возьму и умру, и вы все пожалеете.
- Кузан, никогда не думал, что скажу тебе подобное, но... иди проспись, - посоветовал Сакадзуки, массируя переносицу. В затылке пульсировала зарождающаяся мигрень.
- Никогда не думал, что услышу от тебя подобное, - хохотнул Кузан. - Но мой план мне нравится больше. Скажи, Сакадзуки, ты слышал когда-нибудь выражение "маленькая смерть"?
- Ты собираешься убить какого-то ребенка? - не понял Сакадзуки. В трубке поперхнулись.
- Сакадзуки, ты страшный человек. Бьюсь об заклад, если тебя спросить, наполовину полон стакан или наполовину пуст, ты швырнешь его в стенку и будешь радоваться, что эффективно решил проблему.
- А ты чересчур много треплешься. Иди спать, ради всего святого, - проворчал Сакадзуки.
- Иду, иду... в объятия моей личной маленькой смерти. Ух ты, какие буфера... Бывай, Сакадзуки, еще созвонимся.

- Похоже, мы влипли, - констатировал Кузан.
- Заткнись и скомандуй артиллерии готовиться, - прорычал Сакадзуки в трубку ден-ден-муши, не отрываясь от бинокля.
- Сакадзуки, у них четырнадцать кораблей против наших двух. Надо уходить.
- Только не говори, что струсил.
- Какое к черту струсил? Сакадзуки, опомнись! Нам с ними не справиться!
- Думай об этом бое как о хорошей возможности опробовать твое Хиэ-Хиэ. Они слабаки, Кузан. Численное превосходство им не поможет.
- ...Черт с тобой, идиот. С тобой разговаривать - как об стенку горохом. Учти, твою задницу я спасать не буду, если что!
(два часа спустя)
- Пиратский сброд никогда ничего не сможет противопоставить правосудию. Пора бы запомнить, Кузан.
- Из-за твоего чертова упрямства моя команда потеряла полсотни убитыми! Этих жертв можно было бы избежать, согласись ты вызвать подкрепление!
- Они отдали жизнь во имя правосудия. Это была достойная смерть.
- Они вообще могли не умирать! Ты сам чуть не погиб, болван! Когда ты научишься не лезть на рожон?
- Кстати, ты же вроде говорил, что не собираешься спасать мою задницу? Я всегда знал, что твоему слову верить нельзя.
- На здоровье! - рявкнул Кузан из трубки. - В следующий раз, когда тебя будут убивать, сложу руки на жопе и спою гимн Дозора! - в трубке раздались короткие гудки. Сакадзуки, усмехаясь, опустил ее на рычаг и устало откинулся на кровати лазарета.

- Аллёу, - приветствовали Сакадзуки с придыханием.
- Пятый час ночи! Кузан, ты в своем уме?!
- Ну надо же - я-то думал, правосудие никогда не спит, - донесся из трубки смешок. - А я, между прочим, соскучился. Злой ты, уйду я от тебя.
- Да кому ты нужен, бестолочь такая, - проворчал Сакадзуки, немного успокаиваясь.
- Ну почему обязательно "кому"? Я вольная птица и летаю сам по себе! Хотя видел бы ты ножки одной здешней медсестрички... - прозвучало в трубке мечтательно.
- Да хоть со всей медсанчастью в койке валяйся, мне-то что, - огрызнулся Сакадзуки угрюмо.
- Тихо, песик, не ворчи, хозяин даст тебе косточку, - съязвил Кузан. - Экий ты нервный, Сакадзуки. Пей, что ли, молоко на ночь, а то вовсе желчью изойдешь, подходить страшно будет.
- Да иди ты знаешь куда!.. - взорвался Сакадзуки. Кузан в трубке поцыкал зубом.
- Я лично с большим удовольствием прогулялся бы сейчас к тебе на базу. Кой черт тебя понесло в Новый Мир, Сакадзуки, можешь ты мне ответить?
- В отличие от некоторых, мне для счастья недостаточно просиживать штаны в захолустном форту, где хорошо если один пират за полгода нос покажет! И будь ты настоящим дозорным, ты поехал бы со мной, а не пинал балду в своей глуши!
- Ну уж извини, что не у всех шило в жопе сидит, как у тебя!
- Пошел ты, Кузан. Иди трахайся со своими медсестричками, - прорычал Сакадзуки, собираясь положить трубку.
- Я бы лучше с тобой потрахался, - голос в трубке изменился, стал глубоким и бархатистым. - Ты ведь знаешь, как мне нравится, когда ты кусаешь меня за шею, как напрягаются под твоей кожей мышцы, когда я провожу по ней языком, как ты стонешь и выгибаешься, когда кончаешь...
- Кузан, ты невыносим, - сдавленно прошипел Сакадзуки. - Учти, все ден-ден-муши Дозора прослушиваются.
- Дурацкое правило, кстати. Я всегда говорил, что Горосей извращенцы. К слову - ты, кажется, упоминал, что у тебя на примете есть один перспективный паренек? Ну, этот... как его... с красоткой-женой?
- Джонатан?
- Ага, он самый. Сообщи ему, что ли, что он направляется командиром в G-8.
- Подожди... как в G-8? Тебя что, снимают? Что ты опять успел натворить?
- Между прочим, твое недоверие ранит меня до глубины души. Я договорился с Гарп-саном, чтобы меня перевели в G-5 - и все ради тебя, обормота. Так что будем соседями.
- Кузан, ты придурок. Сразу не мог сказать, непременно надо было сначала помотать нервы? - говорит Сакадзуки как можно равнодушнее, но все же не может удержаться - и улыбается краем губ.
- Кто ж виноват, что ты чуть что начинаешь психовать. Неужели озверение от недотраха? - догадывается Кузан, и в груди Сакадзуки начинает подниматься рычание. - Тихо, тихо, дыши глубже.
- Кузан. Иди спать, иначе я приеду и убью тебя собственными руками.
- Ты раскусил мой хитроумный план, - смеется Кузан. - М-м-м, а во что ты сейчас одет?
- Кузан!
- Я ме-е-едленно снимаю с тебя показания...
- КУЗАН!!!
- У тебя совершенно нет чувства юмора. Все, молчу, молчу...

Не по Ван Пису.

С феста на сообществе по "Вельзевулу": Ога/Тоджо. Петтинг в раздевалке.
Гм.
Страшная правда заключается в том, что Бельзебуба я дропнула давным-давно, аккурат перед ипичной схваткой Оги и Тодзе, потому что веселого бреда в нем начало становиться все меньше, а унылого бреда - все больше. Но отп-то никуда не делось А Тодзе/Ога - это, знаете ли, такое отп, что просто-таки всем отп отп. А тут фест. Ну, я и.
Но я ж канонозадрот, так что для очистки совести попробовала догнаться мангой, выискивая те места, где Ога взаимодействует с Тодзе (чтой-то оно как-то пошловато звучит ) Ничего не поняла, плюнула и накатала недопорево, руководствуясь преимущественно викией и собственной фантазией. Надеюсь, мальчеги получились не слишком оосными

Тодзе в жизни не видел ничего более восхитительного.

Тодзе рассеянно стягивает тенниску, обтирает торс влажной от пота тканью. Жарко, душно, ветер, сильный, но пыльный и горячий, не приносит облегчения, и мысли плавятся в голове с тихим потрескиванием, отдающимся в затылке тупой болью. В такой день и драться-то не хочется, а хочется залезть под холодный душ и просидеть так весь остаток лета.
Рядом, ворча что-то себе под нос, Ога поит неизменного малыша Вельзи из бутылочки. Тодзе скользит по нему взглядом, приглаживая встрепанные после переодевания волосы пятерней... и замирает, потрясенно уставившись.
Внезапное осознание того, что он в жизни не видел ничего более восхитительного, током проходит по телу и заставляет сердце бешено застучать где-то в горле.
Забыв обо всем, Хидетора помимо воли начинает подкрадываться ближе. Ога, занятый малышом, не замечает его маневров, и Тодзе подбирается совсем близко, и сдерживаться становится выше его сил. Он падает на колени и, охваченный восторгом, прижимается лицом к животу Оги, обняв его за талию, уткнувшись в помятую рубашку...
...на которой нарисованы самые очаровательные котята, которых Тодзе видел в своей жизни.
Тодзе хочет оставаться на коленях у ног Оги до конца своих дней. Он нашел свой рай, и ничто не может ему помешать...
Колено Оги врезается ему под дых.
- Уф, - сдавленно сообщает Тодзе, потому что с мощью Оги Тацуми приходится считаться даже ему, как бы крут он ни был, - но рук не размыкает.
Ога добавляет, сопровождая силовые меры невразумительным скрежещущим комментарием сверху.
Да что ж такое, даже с нарисованными кошками не везет, расстроенно думает Хидетора. Разочарованно поднимается, убирает руки, скользнув на прощание ладонью по милой мордочке и ощутив сквозь ткань твердые мышцы...
Ога странно дергается и с присвистом втягивает воздух сквозь зубы. Все его тело напряжено - Тодзе чувствует это даже на расстоянии; губы закушены, на щеках едва заметный румянец, глаза странно блестят. Ога словно приготовился к хорошей схватке с достойным врагом - вот только что-то не так, и Тодзе не может понять что.
Тодзе становится любопытно. Он вновь придвигается поближе, на пробу проводит ладонью... Ога чуть ли не взвизгивает - вот уж что-что, а а визжать от удара противника Ога не станет, не из таковских - и отскакивает назад, испепеляя его взглядом.
- Какого хера, придурок?!
- Интересно, - задумчиво констатирует Тодзе и начинает наступать.
Ога пятится, таращась на него во все глаза, покуда его спина не упирается в шкафчики. Любознательный Тодзе зажимает его так, чтобы пространства для рыпанья оставалось как можно меньше, и приступает к экспериментам.
Тело Оги под его ладонями начинает бить мелкая дрожь, веки опускаются, полуприкрывая глаза, сердце лихорадочно стучит наперегонки с учащенным дыханием. Тодзе методично исследует ладонями его торс, распахнув на Оге для чистоты эксперимента рубашку и не обращая внимания на вцепившиеся в его локти руки. Останутся синяки, равнодушно думает он и вдыхает запах Оги, уткнувшись носом ему в шею, широко раздувая ноздри. Пахнет... непонятно. Не загнанным зверем, не яростью боя - странно, пряно, остро-обжигающе-возбуждающе, и на лбу Тодзе выступает пот. Он поднимает голову, скользнув губами по щеке Оги, и у того вдруг подгибаются ноги, так что Тодзе приходится ловить его и придерживать, чтобы не сполз на пол. Да что с ним такое?!
- Да что с тобой такое? - озвучивает свое недоумение Тодзе. Нет, приходит он к однозначному выводу, это определенно не похоже на возбуждение от битвы. Что же тогда?..
И слышит раздраженное, где-то даже смущенное и определенно задыхающееся:
- А я знаю? Отвали, дебила кусок!
Тодзе задумчиво кивает и на пробу проводит языком от подбородка Оги до виска. Ога ожидаемо напрягается и стискивает зубы. Чего Тодзе не ждет, так это что его самого вместе с Огой встряхивает будто электричеством. Странное, дикое ощущение, но Тодзе хочет еще.
Он касается губами век Оги, горячей щеки, подбородка, кончика носа и наконец проводит языком по сомкнутым губам. Те приоткрываются для судорожного вдоха, и Тодзе целует уже по-настоящему, притянув Огу к себе. Ему сразу становится понятно, что для Оги это впервые - да и сам Хидетора, по правде сказать, в этом деле спец не особый, - и поцелуй выходит слюнявым и неуклюжим, но теперь Тодзе наконец понимает, что же все-таки происходит с ними обоими, и с отстраненным ужасом думает, что, кажется, вот прямо сейчас обжимается с Огой в школьной раздевалке. Где-то на задворках сознания всплывает и тут же отметается как неактуальный на данный момент вопрос: "Я что, пидор?" - вслед за ним улетучивается вопрос: "Бля, Ога что, выходит, пидор?!" - и остаются только на удивление мягкие губы под его губами и горячая кожа под его ладонями.
Они целуются долго, так долго, что в конце концов у них начинает почти получаться, а затем Тодзе припадает к шее Оги, впивается в нее зубами, заработав кулаком в бок и возмущенный вопль "Пшел нахер, упырь!" прямо в ухо. Вкусно, думает он, и сознание все больше затягивает душным туманом, и мысли утекают сквозь пальцы - ни одной не ухватишь, и до чего же сегодня все-таки жарко. Вылизывает, и прикусывает - осторожнее, бережнее, чем в первый раз, обводит языком уже наливающиеся синим следы зубов, и выцеловывает шею Оги от ямки у основания горла до впадины за ухом, словно в бреду ощущая, как бедра Оги подаются навстречу его собственным, как пальцы Оги сжимаются в его волосах. Хидетора приходит в себя, только когда по телу Оги проходит длинная дрожь и оно бессильно обмякает в его руках. Тодзе и сам нетвердо стоит на ногах, на штанах расплывается мокрое пятно - у Оги, как он замечает, тоже. Ога отворачивается и начинает застегивать рубашку, пряча глаза.
- Дя? - подает со шкафчика голос озадаченный Вельзи.
- Ну хоть ты не начинай, - бурчит ему красный как помидор Ога, и тут его озаряет: - Бля, я что, выходит, пидор?!
- Да забей, - советует ему откапывающий среди груды чужих вещей свою тенниску Тодзе (и когда они успели опрокинуть целый ряд шкафчиков, мимоходом дивится он). - Слышь, приходи завтра к речке подраться?
- Заметано, - ухмыляется Ога, все еще алея ушами. - Пошли, что ль, малыш.
Глядя вслед отдаляющейся спине с ярким пятном зеленого, Тодзе натягивает тенниску и отстраненно думает: должно быть, Ога очень мило смотрелся бы в кошачьих ушках...

ВНЕЗАПНО - с Дррр-однострочников: Эрика лет 7-8. “Мама, а что такое BL?” H!

Мама заметно смутилась и отвела глаза.

- Мама, а что такое BL? - спросила Эрика, поблескивая глазенками из-под одеяла. Мама заметно смутилась и отвела глаза.
- Это... крепкая мужская дружба. Да. Спи, милая, - и поцеловала Эрику в лоб. Эрика сонно завозилась, укутываясь в одеяло поуютнее.

На следующее утро Эрика заметила на лавочке у дома двоих парней, сидевших совсем близко и оживленно болтавших. "Совсем как в маминых журналах про крепкую мужскую дружбу!" - восхищенно подумала Эрика и погрустнела. За ночь все журналы куда-то делись. Эрика даже под диваном искала, но ни одного не нашла.
Горя желанием поделиться новообретенным знанием, Эрика подошла к парням и сообщила:
- Мальчики, а у вас BL!
Один покраснел и уставился на ботинки. Другой расхохотался, затем посмотрел на него, поперхнулся, дал в морду и ушел.
- Мужская дружба так прекрасна, - вздохнула Эрика мечтательно.

И не менее внезапно - пафосне оридж на Фрифест: Два одиночества в большом городе. Молчать на разных сторонах моста под холодным ветром, бояться заговорить. На

рисунок.

рисунок:

Пропасть слишком глубока, и так страшно сделать шаг.

Она пишет плохие стихи на листах цветной бумаги, а потом пускает их по ветру. Она хотела бы улететь следом, но ей все еще страшно.
Этот мост - самый высокий в городе. Наверное, и самый короткий тоже. Так всегда бывает: чтобы преодолеть пропасть, достаточно сделать шаг-другой - но слишком она глубока, настолько, что не видно дна, и сердце замирает, а ноги отказываются идти, и ты остаешься на месте, вцепившись в поручни.
Две башни самого высокого небоскреба самого большого города - как, должно быть, одиноко им в облаках. Одиноко, и холодно, и грустно - остается только цепляться за жалкий мостик, последнюю связь с другим, как тонущему за соломинку.
Она разжимает пальцы, и сегодняшняя радость и боль упархивает малиновыми бабочками, в мгновение ока исчезает вдали. Этот город - самый большой, самый холодный, самый серый. Она тайно надеется, что малиновые бабочки согреют его, опустившись ему на грудь, и не так пусто станет на его людных улицах.
Позади нее стоит человек, которому тоже холодно. Он приходит сюда позже нее и остается, когда она уходит. Он кутается в шарф и греет озябшие руки в карманах заношенной куртки, но его все равно бьет дрожь. Его печаль - белая, ветер хватает ее жадными ладонями и уносит в подарок равнодушной луне.
Это самый высокий мост города, он даже выше городского смога, и облаков сегодня мало - но звезд все равно не видно. Голодный город хватает их пальцами дыма заводских труб и глотает, тщетно надеясь наполнить свое ненасытное брюхо - как будто людских душ ему мало.
Этот человек, думает она, тоже ищет звезды. Может быть, если они станут искать вместе, у них наконец получится?
Но пропасть слишком глубока, и так страшно сделать шаг.
Она опирается на перила и глядит в пустоту. Дно затянуто серым смогом.
Прямо у ее ног опускается белый листок. На нем ничего не написано.
Она медленно нагибается и подбирает его; зубами стягивает перчатки и негнущимися от мороза пальцами складывает маленького бумажного журавлика.
Ведь тот, у кого есть крылья, не боится пропастей.

П.С. Моя клава сошла с ума. Хотела переключить раскладку - компьютер перешел в ждущий режим. Набираю текст - выходит абракадабра и лорем ипсум. Тыкать в экранную клаву очень неудобно ((( Бида.