17.08.2010 в 14:58
4 тур. 1/120. Бьякуран в палате TYL! Савады.
1030 слов
Тот дегенерат, который определил его в эту клинику, решил Савада Цунаеши, поплатится. Поплатится жестоко, и перед смертью будет умолять о пощаде.
Так вышло, что больница, в которую определили Цуну, была частной. Очень хорошей, но частной. Вот только принадлежала она не Вонголе.
Вначале на тумбочке у его кровати, рядом со многими, присланными Десятому Вонголе букетами, появился букет гиацинтов. Белых.
Языка цветов Цуна не знал, но к счастью записка, прилагающаяся к букету, раскрыла ему тайну.
"Эти белые гиацинты говорят "я буду молиться за тебя".
Молиться. За него.
Цуна попал в больницу со сломанными ребрами. И он точно помнил, что когда его только определили в эту милую палату, ранение не было смертельным.
Гиацинты воняли. Цуна не знал, что с ними сделали, но пахли они как будто им за это платили. Их аромат при желании можно было нарезать ножом.
Когда пару часов спустя, Цуна рискнул пожаловаться милой медсестре на головную боль, он даже не представлял, чем это обернется.
Вначале ему проверили температуру. Температуру в этой клинике почему-то проверяли при любом удобном случае и всегда делали это ректально.
Потом Цуну отправили на осмотр к проктологу. Каким образом сломанные ребра и головная боль связаны с подобным осмотром, Цунаеши не зал. Савада был уверен, что доктор злоупотребляет своими служебными обязанностями, и с ужасом иногда ловил себя на мысли, что в этом есть своя романтика.
Когда Цуна пожаловался главврачу на лечение, ему показали неопровержимые доказательства того, что он понемногу поправляется. Когда Цуна рискнул заметить, что и без ежедневной профилактической клизмы с ним было бы все в порядке, его снова отправили к проктологу.
В этой клинике верили в хорошее позитивное кино и разрушительное воздействие таких вещей как сотовые телефоны и внешний деструктивный мир. Потому часы посещений были строго ограничены. Тот факт, что это не насторожило никого из его, так называемых Хранителей - даже Гокудеру, усиливал чувство абсурдности происходящего.
К глубокому сожалению Цуны, такие позитивные фильмы как "Евротур" или "Дорожное приключение" производили скорее обратный эффект. И вообще, Цуна задавался вопросом, кому могло прийти в голову показывать человеку, прикованному к постели, как кучка самцов-пришельцев - а Цуна не верил, что главные герои этого видео люди, - едет из точки Ж в точку Пц к самке пришельца, чтобы главарь стаи мог с ней спариться.
Выключив телевизор и порадовавшись, что он все еще человек, Цуна переключился на книги. Их было мало, все они были на итальянском и так уж вышло, что добровольно Десятый Вонгола ничего сложнее комиксов не читал. Хемингуэй был замечательным автором, но как решил Савада пятнадцать минут спустя, только пока стоял на полке.
Музыкальный выбор тоже оставлял желать лучшего. Он состоял из классики и классики. Цуна знал, что эта музыка полезна и интеллектуальна, но сам Савада никогда не был интеллектуалом.
Через полчаса глядения в окно на красивое белое здание второго корпуса больницы, Цуна понял, что в клинике ужасно.
Еще через час, когда он наконец-то увидел, что второй корпус чем-то неуловимо напоминает зефир, Цуна понял почему.
Потом ему подали мороженое с зефиром, на которое у Цуны оказалась аллергическая реакция.
Потом ему ставили свечи и снова мерили температуру.
Когда в гости зашел Джессо Бьякуран, Цуна уже вполне готов был убивать.
У босса Мильфиоре был огромный букет роз с собой, коробка конфет и милая улыбочка на лице.
Цуна почувствовал, что сатанеет.
Джессо Бьякуран никогда не думал, что наступит день, в который он решит признаться Саваде Цунаеши в любви. Но этот день наступил и, перебрав множество способов - традиционных и не очень, глава Мильфиоре решил, что лучше сделать это как можно проще - с цветами и конфетами. В конце концов, Савада лежал в больнице, и стоило поберечь его нервы. Момент был, в общем-то, идеальным. Савада лежал в больнице. То есть не мог как следует избить потенциального ухажера.
- Привет, Цуна-тян, - весело начал Бьякуран, потому что верил в то, что от улыбки станет всем светлей, и потому что еще в детстве начитался Карнеги. - Как дела?
- Дела? - широко улыбнулся Цуна. - Идут.
Бьякуран немного опасливо на него посмотрел. Савада всегда казался ему хорошим мальчиком. Тогда босс Джессо впервые подумал, что возможно внешность обманчиво.
- Две клизмы, три проверки температуры и один проктальный осмотр. - Вкрадчиво ответил Цуна.
- Рад за тебя. - Улыбнулся Бьякуран, не вполне понимая, зачем Цунаеши-кун об этом рассказывает.
- Как-то так получилось, - Савада сел и взялся за капельницу - следствие недавнего отравления мороженым, - что, похоже, у меня все время ищут простатит.
- Простатит в наше время молодеет. - Задумчиво признал Бьякуран.
- У меня нет простатита!
- Так это же прекрасно! - Для босса Мильфиоре это действительно была замечательная новость.
Для Цуны это был повод действовать.
"Я забью тебя капельницей, - мстительно думал Цуна, напрыгивая на Бьякурана и действительно придавив его капельницей к полу. - Я покажу тебе проктолога! Я...я..."
- Я тебе устрою ректальный анализ! - Прорычал Десятый босс Вонголы, что выглядело хищно и угрожающе даже несмотря на его хрупкое сложение и миловидное лицо. Решив, что в последствии свалит все на разлагающее влияние проктолога, Савада приступил к решительным действиям.
Босс Мильфиоре сначала не поверил, потом поняв, что не ошибся, широко улыбнулся, как бы невзначай слегка раздвигая ноги, и подумал, что кажется, букет и коробка конфет сработали.
Неделю спустя Савада Цунаеши сидел в своем кабинете и ерзал на большом, дорогом кожаном кресле. Совсем недавно он узнал, что злополучная клиника не имела никакого отношения к боссу Джессо, и что она принадлежала Семье Каваллоне.
Это означало две вещи: Бьякуран ни в чем не виноват, а значит, он не заслуживал ректального анализа.
При мысли о произошедшем Цуна смущенно покраснел. А подробности, к слову, он помнил неожиданно четко. Они даже снились ему каждую ночь.
Второе - ему придется извиниться.
При мысли о том, что он снова увидит Бьякурана, Цуна покраснел сильнее. И подумал, что, быть может, если босс Джессо не против, Цуна мог бы принести свои извинения в каком-нибудь ресторане. А после ресторана они могли бы где-нибудь уединиться.
Нервно сглотнув, Десятый босс Вонголы взял трубку телефона и дрожащей рукой набрал номер.
Босс Джессо гордо восседал на мягкой подушечке в своем кабинете и томно ел зефир. Он ждал звонка, и сегодня у него было хорошее предчувствие.
Телефон зазвонил, бросив один быстрый взгляд на определитель номера, Бьякуран взял трубку:
- Цуна-тян, как хорошо, что ты позвонил. Что? В ресторан? С удовольствием. Закажи столик. - Милая улыбка. - А я закажу номер в отеле.
URL комментария1030 слов
Тот дегенерат, который определил его в эту клинику, решил Савада Цунаеши, поплатится. Поплатится жестоко, и перед смертью будет умолять о пощаде.
Так вышло, что больница, в которую определили Цуну, была частной. Очень хорошей, но частной. Вот только принадлежала она не Вонголе.
Вначале на тумбочке у его кровати, рядом со многими, присланными Десятому Вонголе букетами, появился букет гиацинтов. Белых.
Языка цветов Цуна не знал, но к счастью записка, прилагающаяся к букету, раскрыла ему тайну.
"Эти белые гиацинты говорят "я буду молиться за тебя".
Молиться. За него.
Цуна попал в больницу со сломанными ребрами. И он точно помнил, что когда его только определили в эту милую палату, ранение не было смертельным.
Гиацинты воняли. Цуна не знал, что с ними сделали, но пахли они как будто им за это платили. Их аромат при желании можно было нарезать ножом.
Когда пару часов спустя, Цуна рискнул пожаловаться милой медсестре на головную боль, он даже не представлял, чем это обернется.
Вначале ему проверили температуру. Температуру в этой клинике почему-то проверяли при любом удобном случае и всегда делали это ректально.
Потом Цуну отправили на осмотр к проктологу. Каким образом сломанные ребра и головная боль связаны с подобным осмотром, Цунаеши не зал. Савада был уверен, что доктор злоупотребляет своими служебными обязанностями, и с ужасом иногда ловил себя на мысли, что в этом есть своя романтика.
Когда Цуна пожаловался главврачу на лечение, ему показали неопровержимые доказательства того, что он понемногу поправляется. Когда Цуна рискнул заметить, что и без ежедневной профилактической клизмы с ним было бы все в порядке, его снова отправили к проктологу.
В этой клинике верили в хорошее позитивное кино и разрушительное воздействие таких вещей как сотовые телефоны и внешний деструктивный мир. Потому часы посещений были строго ограничены. Тот факт, что это не насторожило никого из его, так называемых Хранителей - даже Гокудеру, усиливал чувство абсурдности происходящего.
К глубокому сожалению Цуны, такие позитивные фильмы как "Евротур" или "Дорожное приключение" производили скорее обратный эффект. И вообще, Цуна задавался вопросом, кому могло прийти в голову показывать человеку, прикованному к постели, как кучка самцов-пришельцев - а Цуна не верил, что главные герои этого видео люди, - едет из точки Ж в точку Пц к самке пришельца, чтобы главарь стаи мог с ней спариться.
Выключив телевизор и порадовавшись, что он все еще человек, Цуна переключился на книги. Их было мало, все они были на итальянском и так уж вышло, что добровольно Десятый Вонгола ничего сложнее комиксов не читал. Хемингуэй был замечательным автором, но как решил Савада пятнадцать минут спустя, только пока стоял на полке.
Музыкальный выбор тоже оставлял желать лучшего. Он состоял из классики и классики. Цуна знал, что эта музыка полезна и интеллектуальна, но сам Савада никогда не был интеллектуалом.
Через полчаса глядения в окно на красивое белое здание второго корпуса больницы, Цуна понял, что в клинике ужасно.
Еще через час, когда он наконец-то увидел, что второй корпус чем-то неуловимо напоминает зефир, Цуна понял почему.
Потом ему подали мороженое с зефиром, на которое у Цуны оказалась аллергическая реакция.
Потом ему ставили свечи и снова мерили температуру.
Когда в гости зашел Джессо Бьякуран, Цуна уже вполне готов был убивать.
У босса Мильфиоре был огромный букет роз с собой, коробка конфет и милая улыбочка на лице.
Цуна почувствовал, что сатанеет.
Джессо Бьякуран никогда не думал, что наступит день, в который он решит признаться Саваде Цунаеши в любви. Но этот день наступил и, перебрав множество способов - традиционных и не очень, глава Мильфиоре решил, что лучше сделать это как можно проще - с цветами и конфетами. В конце концов, Савада лежал в больнице, и стоило поберечь его нервы. Момент был, в общем-то, идеальным. Савада лежал в больнице. То есть не мог как следует избить потенциального ухажера.
- Привет, Цуна-тян, - весело начал Бьякуран, потому что верил в то, что от улыбки станет всем светлей, и потому что еще в детстве начитался Карнеги. - Как дела?
- Дела? - широко улыбнулся Цуна. - Идут.
Бьякуран немного опасливо на него посмотрел. Савада всегда казался ему хорошим мальчиком. Тогда босс Джессо впервые подумал, что возможно внешность обманчиво.
- Две клизмы, три проверки температуры и один проктальный осмотр. - Вкрадчиво ответил Цуна.
- Рад за тебя. - Улыбнулся Бьякуран, не вполне понимая, зачем Цунаеши-кун об этом рассказывает.
- Как-то так получилось, - Савада сел и взялся за капельницу - следствие недавнего отравления мороженым, - что, похоже, у меня все время ищут простатит.
- Простатит в наше время молодеет. - Задумчиво признал Бьякуран.
- У меня нет простатита!
- Так это же прекрасно! - Для босса Мильфиоре это действительно была замечательная новость.
Для Цуны это был повод действовать.
"Я забью тебя капельницей, - мстительно думал Цуна, напрыгивая на Бьякурана и действительно придавив его капельницей к полу. - Я покажу тебе проктолога! Я...я..."
- Я тебе устрою ректальный анализ! - Прорычал Десятый босс Вонголы, что выглядело хищно и угрожающе даже несмотря на его хрупкое сложение и миловидное лицо. Решив, что в последствии свалит все на разлагающее влияние проктолога, Савада приступил к решительным действиям.
Босс Мильфиоре сначала не поверил, потом поняв, что не ошибся, широко улыбнулся, как бы невзначай слегка раздвигая ноги, и подумал, что кажется, букет и коробка конфет сработали.
Неделю спустя Савада Цунаеши сидел в своем кабинете и ерзал на большом, дорогом кожаном кресле. Совсем недавно он узнал, что злополучная клиника не имела никакого отношения к боссу Джессо, и что она принадлежала Семье Каваллоне.
Это означало две вещи: Бьякуран ни в чем не виноват, а значит, он не заслуживал ректального анализа.
При мысли о произошедшем Цуна смущенно покраснел. А подробности, к слову, он помнил неожиданно четко. Они даже снились ему каждую ночь.
Второе - ему придется извиниться.
При мысли о том, что он снова увидит Бьякурана, Цуна покраснел сильнее. И подумал, что, быть может, если босс Джессо не против, Цуна мог бы принести свои извинения в каком-нибудь ресторане. А после ресторана они могли бы где-нибудь уединиться.
Нервно сглотнув, Десятый босс Вонголы взял трубку телефона и дрожащей рукой набрал номер.
Босс Джессо гордо восседал на мягкой подушечке в своем кабинете и томно ел зефир. Он ждал звонка, и сегодня у него было хорошее предчувствие.
Телефон зазвонил, бросив один быстрый взгляд на определитель номера, Бьякуран взял трубку:
- Цуна-тян, как хорошо, что ты позвонил. Что? В ресторан? С удовольствием. Закажи столик. - Милая улыбка. - А я закажу номер в отеле.